Позывные — «02» - Кудрат Эргашев

Славка охотно давал ему списывать домашние задания, — это позволяло Кольке небезуспешно балансировать на грани между середнячком и отстающим. В свою очередь Колька платил своему другу искренней преданностью.

Особенно хорошо Колька чувствовал себя, когда они со Славкой приходили к Саше. Здесь все было интересно: и разговоры, которые они вели на взрослые темы, и, главное, Саша, который никогда не подчеркивал своего возраста и обращался к нему как к равному.

Сегодня Саша Рянский пригласил их послушать новые записи, которые, как он говорил, переписал за немалые деньги, но радость омрачилась вызовом родителей в школу.

Колька снял с газовой плиты кастрюлю, налил супу и начал есть, продолжая мучительно искать выход из создавшегося положения. Но выхода не находил, а видел все одну и ту же картину: Елена Павловна, с присущим ей достоинством, постранично листает журнал и показывает отцу Колькины «достижения».

«Черт, и зачем я убегал с математики? — моя тарелку, с тоской думал он и, вспомнив, сколько уроков пропущено, скривился, как от зубной боли. — Что же делать?» Колька, не замечая, давно уже ожесточенно тер полотенцем сухую тарелку.

«А если, — как молния пронзила его мысль, — если на время спрятать журнал?.. Тогда Елене нечем будет доказать мои прогулы.

Колька быстро собрался и помчался к Димке.

Димка возился с транзистором.

— Ты чего, к Саше идти? — спросил он. — Так ведь рано, мы на семь договорились.

— Не-е, Димка, я к тебе. Помоги. Ты же знаешь, Елена моих вызывает за математику. Представляешь, чем пахнет?

Колька многозначительно поднял указательный палец и выразительно цокнул.

— А чем я помогу? — удивился Димка.

— Давай журнал припрячем… Ну, на время… И сколько было пропусков, уже никто не узнает, — убеждал Колька.

— Да ты что? — Димка даже растерялся от такого предложения.

— Понимаешь, я бы сам увел, но на меня сразу падет подозрение. Елена тотчас заявит: «Это дело рук Хрулева, — подражая голосу учительницы, произнес он, — только ему выгодно исчезновение журнала», а на тебя никто не подумает, понял?

Димка подавленно молчал.

— Слушай, Димка, — видя, что тот не торопится соглашаться, Колька решил воздействовать на него иначе. — Можешь ты хоть раз в жизни сделать что-нибудь стоящее? Для товарища… Или вечно всего сторониться будешь?

Димка опустил голову.

— Эх ты, трус, — язвительно бросил Колька, направляясь к двери.

— Подожди… — сдавленно произнес Димка. В эти мгновения ему вдруг припомнились все обиды, которые пришлось терпеть в жизни от ребят и взрослых, и он ощутил невесть откуда взявшуюся решимость поступить так, чтобы ребята наконец изменили о нем нелестное мнение. — Надо подумать, как это лучше сделать…

Шутливо-официальный тон, каким встретил его Арслан, едва он переступил порог, не оставлял у Соснина ни малейших сомнений, что дело, которое им предстоит вести, будет головоломным. Николай хорошо изучил друга и прекрасно понимал, что за веселостью Туйчиева скрывается серьезная озабоченность. Таков уж был Арслан. Принимаясь за расследование каждого нового дела, он испытывал волнение, не покидавшее его до конца следствия: а вдруг не удастся разоблачить преступника. Он почти физически ощущал страдания потерпевших и потому рассматривал нераскрытое преступление как предательство тех, кто верил ему, надеялся на него. Ему уже давно не поручали легких дел, да и должность старшего следователя обязывала ко многому.

— Входите, входите, товарищ капитан. Вам не пристало стесняться, — пошел навстречу другу Туйчиев.

— Коль вы, товарищ майор, не стесняетесь тревожить по пустякам уголовный розыск, я тоже стесняться не буду и расположусь поудобней, — в тон ему ответил Николай, усаживаясь. — И когда только вы без нас научитесь работать? Не успеете дело получить, а уже требуете кого-нибудь в помощь.

— Не кого-нибудь, а капитана Соснина. Ведь стоит преступнику узнать, что вас подключили к расследованию, он моментально приходит с повинной.

— Ну-ну, — шутливо отмахнулся Николай. — Я скромный, не надо похвал. Лучше выкладывайте о ваших делишках.

— О, то, что ты сейчас узнаешь, заставит тебя изменить свое пренебрежительное отношение к нам, уверяю — таких дел ты еще не расследовал.

— Меня ничем не удивишь, — махнул рукой Соснин. — Каждое преступление по-своему специфично и даже оригинально. В этом, пожалуй, и кроется интерес к их раскручиванию.

— Тогда это, — Арслан показал на тоненькое «Дело», лежавшее перед ним, — тебе явно придется по вкусу. Уверен, как только начну тебя с ним знакомить — не оторвешься… — он сделал небольшую паузу, — от расследования. Тем более, что вам, капитан, и начальство просто не позволит это сделать.

— Ладно, ладно, давай свое «Дело».

— Собственно, здесь, — Туйчиев раскрыл «Дело» и, перелистав несколько подшитых бумаг, вздохнул, — содержится минимум интересующей вас, капитан, информации. Если не возражаете, я лучше просто расскажу.

— Только с чувством, а то усну.

— На работе спать не полагается. Это во-первых, во-вторых, чтобы вы не дремали, я сразу всколыхну вас взрывом… Итак, как вам уже, вероятно, известно, около часу дня при включении принесенного в качестве подарка некой Хаматдиновой — студентке пединститута — магнитофона, последний взорвался, в результате чего три человека получили телесные повреждения. При осмотре никаких следов взрывчатого вещества обнаружено не было, поэтому основное внимание уделялось изъятию с места происшествия остатков магнитофона и других предметов, которые могли быть вмонтированы в него. Удалось также обнаружить обрывок магнитофонной ленты…

— И это все?

— Не совсем. Как выяснилось, никакая Хаматдинова в списках студентов не значится. Зато магнитофон проходит по учету как украденный в числе других вещей 17 октября прошлого года из квартиры Рустамова.

— Кем? — быстро спросил Николай.

— Это-то вам и предстоит выяснить, дорогой капитан.

— Понятно. Стало быть, вор и покушавшийся — одно лицо?

— Это тоже надо выяснить, ибо не исключено, что взрыв — дело рук того, кто приобрел магнитофон у вора.

— Против кого же замышлялся взрыв? — в голосе Николая зазвучали нетерпеливые нотки.

— И это вам предстоит расследовать, капитан.

Разряжая затянувшуюся после всех выложенных сведений паузу, Туйчиев предложил:

— Прошу высказываться, коллега, а то вы что-то многозначительно молчите.

— Я молчу потому, что не привык распутывать преступление, неизвестно против кого направленное. Адресат ведь отсутствует.

— Ну, не скажите, капитан, — возразил Арслан. — Немножко фантазии, и у нас будет несколько адресатов, которые, я уверен, не станут обижаться на нас за то, что подарок до них не дошел. Итак, прежде всего мы знаем, что «подарок» предназначался девушке. — Туйчиев взял листок бумаги, прочитал: «Хаматдинова Люция… подарок из Риги». Знаем, что таковая в списках не значится. Но это еще ничего не доказывает…

— Она могла поступать в институт и не поступить, — подхватил Николай, — а ее «благодетелю» сей факт неизвестен. Надо, стало быть, поискать среди абитуриентов.

— Горячо, уже горячо. Кстати, вот тебе и готовая версия. Кажется, я вас расшевелил, капитан? Вы говорите совсем не глупые вещи. А поиск каналов, по которым могла идти утечка взрывчатки — чем не гипотеза? Ну и, наконец, магнитофон… Был же у него после кражи владелец, с которым нам не мешало бы поближе познакомиться.

Теперь Димка был полон решимости, хотя далась она ему, надо сказать, нелегко. Он поможет Кольке спрятать на время классный журнал. Конечно, страшновато, что и говорить, за такое по головке не погладят, если дознаются, но Димка глушил чувство страха и убеждал себя в необходимости хоть когда-нибудь выйти из постоянного состояния забитости и приниженности. Ему страстно хотелось бросить вызов, заставить всех удивиться и этим как бы отплатить, да, именно отплатить всем за нанесенные ему некогда обиды. Несколько охлаждало его воинственный пыл то, что предстоящая кража журнала не должна повлечь его разоблачения и потому, кроме Кольки, никто и знать не будет о Димкиной удали. Но удержится ли он сам? Нет, не сможет, конечно, расскажет Славке, да и Жанне (вот когда она посмотрит на него другими глазами и уже не осмелится больше называть его «Шкилетиком»!) и, конечно же, Саше, который наверняка не станет теперь подшучивать над ним.

Как выразился Колька, операция по изъятию классного журнала прошла на высоком техническом уровне. Ее осуществление они наметили на перерыв между пятым и шестым уроками. Пятым была химия, в конце урока ученики обычно окружали Веру Николаевну, задавали наперебой вопросы, и около учительского стола бывало довольно шумно. На журнал, который лежал обычно на краешке стола, никто не обращал внимания. Этим и решили воспользоваться Димка и Колька. Последний на всякий случай встал у двери, обеспечивая себе сравнительно широкий сектор обзора и готовый при необходимости подать Димке сигнал тревоги. Димка, расстегнув свой портфель, не спеша подошел к столу, потолкался среди ребят и незаметно быстро сунул журнал в раскрытый портфель. Потом медленно направился к двери, и тут они вместе с Колькой стремглав вылетели в коридор. Димка на ходу застегнул сразу потяжелевший портфель. Все произошло мгновенно, и первым их желанием было тотчас же уйти из школы, но Димка правильно рассудил, что отсутствие их и журнала на шестом уроке сразу навлечет на них подозрение. А потому они вернулись в класс и уселись на свои места. Хотя исчезновение журнала на шестом уроке и не вызвало особой тревоги (кто-то высказал предположение, что его, наверное, взяла Елена Павловна для подведения итогов — четверть подходит к концу), Димка сидел как на иголках. Если учитель начинал ходить по классу, Димка съеживался, ему так и казалось — вот сейчас подойдет к нему и скажет: «Осокин, откройте, откройте-ка свой портфель». От этого замирало сердце, и холодок страха полз куда-то в низ живота, а ноги становились ватными.